Проект «50 выдающихся никопольчан», посвященный 370-летию нашего города. Главный хранитель Никопольского краеведческого музея Игорь Анцышкин и заместитель директора музея по научной работе Мирослав Жуковский в своих статьях представлют номинантов проекта.
В этой рубрике мы будем рассказывать про старую часть Никополя, что было и что осталось. Мы постараемся показать, какая она была и во что превращается…
Две истории, потрясшие Никополь 150 лет назад, часть 2
Две истории, потрясшие Никополь 150 лет назад, часть 2
История вторая: о майоре Добрынине и мичмане Калиниче
Весной 1869 года в Никополь из Одессы прибыл частный грузовой пароход, принадлежавший мичману Калиничу. Пароход должен был забрать груз хлеба, но его не успели подготовить, и мичману пришлось задержаться в Никополе. Вот что писал о нём Селезнев: «Так как мичман был молодой человек, образованный и, как видно, с хорошим воспитанием и состоянием, то от скуки перезнакомился со всей интеллигенцией местечка Никополя. Он везде был чрезвычайно приятным гостем; устраивались вечеринки с танцами, и он всегда очень много танцевал. Чаще всего он бывал у доктора, у которого была жена, и ещё у них жила сестра его жены, девица, обе молоденькие и очень красивые еврейки. Калинич начал ухаживать за сестрою докторши; но всё это было так прилично, что никто на это не обращал никакого внимания».
В это же самое время в Никополе стоял батальон 134-го Пехотного Симферопольского полка. «Командир и офицеры были все молодые люди и с ними было чрезвычайно весело. Командир батальона майор Добрынин был очень умный и весёлый человек, но когда ему случалось выпить лишнюю рюмку, он делался очень придирчив», – рассказывал Селезнев.
Наконец пароход загрузили хлебом, и на следующий день он должен был отправиться в Одессу. Накануне отъезда Калинич пригласил к себе на пароход весь цвет Никополя. «Была и музыка. Собрались все офицеры батальона с командиром Добрыниным; пришёл и я с женою», – вспоминал полицейский надзиратель Селезнев. – «В 2 часа дня на палубу был подан обед, чрезвычайно вкусный, с дорогими закусками; пили, ели, было очень весело. Обед довершили мороженое и шампанское. Добрынин держал себя всё время хорошо, но уже за шампанским начал придираться к хозяину; тот не обращал на это внимания». После обеда Калинич повёл дам осматривать пароход, а после экскурсии на палубе начались танцы. Протанцевав два часа, публика стала расходиться. Вечером все были приглашены к доктору, поэтому жена доктора заранее отослала свою сестру домой, чтобы та распорядилась приёмом гостей. «Майор Добрынин, порядочно выпивший, видя только доктора с женой и не зная, что её сестра ушла раньше, и не заметив самого Калинича, который стоял на берегу и провожал гостей, заподозрил, что он с сестрой докторши остался в каюте. Ни сказав никому ничего, Добрынин пошёл в каюту, чтобы оградить девушку от насилия, как потом он заявил, но выйти из каюты он не смог, потому что не умел отворить дверей, и остался там».
Все гости к тому времени разошлись. Селезнев с женой и знакомым адвокатом Голенштатом ушли последними. «По дороге я вспомнил, что, кажется, майор Добрынин с парохода не уходил и потому, проходя мимо его квартиры, я спросил вестового, дома ли Добрынин. Он ответил отрицательно». Виктор Петрович попросил жену идти домой, а сам отправился с адвокатом обратно на пароход, за майором Добрыниным.
«Зайдя в каюту, мы были поражены ужасной картиной: Добрынин лежал на скамейке, связанный по рукам и ногам, и подле него находились у изголовья два матроса. Калинич же без сюртука, в залитой кровью на груди рубахе, взволнованный ходил по каюте. Голенштат, увидев эту картину, моментально убежал, оставив меня одного с названною компаниею. Недоумевая, что же это значит, я обратился к Калиничу за разъяснениями. Калинич рассказал, что проводивши всех гостей, он возвратился на пароход и спустился в свою каюту, чтобы переодеться и идти к доктору, но не успел отворить каюты, как на него навалился Добрынин и ударил по лицу, крича: «Подлец, так это ты запер меня!». У Калинича кровь полилась из носу, а Добрынин лез ещё драться. Тогда Калинич позвал матросов и велел связать майора».
Селезнев понял, что случилось недоразумение. Он попросил мичмана простить Добрынина и освободить от верёвок. Майор дал слово, что буйствовать не будет, и его тотчас развязали. Вот как описывал Виктор Петрович дальнейшие события:
«Добрынин был тих, привёл себя в порядок и ушёл, и я вслед за ним. Проводивши его до квартиры, я вернулся к себе домой, но не успел пробыть дома нескольких минут, как услышал, что горнисты и барабанщики бьют тревогу». Селезнев выскочил на улицу, решив, что начался пожар, но причина тревоги оказалась более ужасной: Добрынин собирал батальон «для отомщения Калиничу за оскорбление чести офицера». Полицейский надзиратель поспешил на пароход, чтобы предупредить Калинича о планах майора, и приказал, чтобы пароход немедленно убрал трап и снялся с якоря. Вернувшись на квартиру к Добрынину, он застал там нескольких офицеров, которые пытались отговорить майора от его затеи, но тот был непреклонен. «Тогда я послал за Никопольским городским головою, к которому Добрынин относился с уважением, но ещё до прибытия его Добрынин с отрядом солдат, человек в полтораста, направился к пароходу», – сообщал Селезнев. – «Видя, что парохода у берега уже нет, что он стоит на середине Днепра, майор приказал солдатам стрелять по пароходу. Тут подоспел городской голова. Он, я и офицеры наконец уговорили Добрынина прекратить этот поход и уйти домой».
Эта история имела самые печальные последствия для майора Добрынина: он был лишён командования батальоном и дослуживал в Симферопольском полку простым офицером. Вскоре он умер.
P.S. Осенью 1869 года Никопольский городской голова стал требовать от Селезнева содействия в своих незаконных делах. Не желая навлекать на себя неприятности, Виктор Петрович, как честный человек, попросил у губернатора перевода и вскоре был назначен полицейским надзирателем уездного города Верхнеднепровска. Здесь открылось широкое поле для его деятельности по раскрытию преступлений.
